Братья, похоже, не обратили внимания на его реакцию, и Рох продолжил рассказ. Из Беглецов, ушедших от энкавэдистов, в живых оставался только их отец, старый Вар. Фрол было удивился, но Рох пояснил: в лес успели уйти главным образом старики и дети. Мужчины вместе со взрослыми членами семей были вывезены раньше и не сумели бежать. Многие погибли от болезней, особенно в первые годы, а некоторые ушли из лесу в конце пятидесятых, узнав о смерти Сталина и об объявленной амнистии. Фрол вновь удивился: он ничего не слыхал о вернувшихся и подумал, что едва ли дорога поверивших в амнистию оказалась очень гладкой.
За последние годы в лес сумело перебежать всего трое, одним из которых был Серж. Очевидно, дхары начали постепенно забывать о тех, кто ушел в таинственный лес, принимая рассказ о них за очередную легенду, подобную сказаниям о Ранхае и Гхеле.
Несколько раз солдаты по громкоговорителю предлагали дхарам выйти из лесу, обещая полную безопасность, но последовать этому совету решились немногие. Впрочем, с солдатами давно научились ладить. Их уход был воспринят не как освобождение, а как разрыв столь привычных за долгие годы связей. Тут Фрол, вновь не выдержав, поинтересовался, что дхары собираются делать теперь, когда блокада снята, а власти, столь долго их преследовавшей, нет и в помине.
Братья на минуту задумались, наконец Рох заметил, что это должно решать Великое Собрание – Ахусо Т'Йасх, но многие из тех, кто родился здесь, едва ли захотят вернуться в большой мир. Кроме того, добавил он, понизив голос и оглянувшись по сторонам, скоро должен прийти эннор-гэгхэн. А уж эннор-гэгхэн скажет, что делать дхарам.
Фрол вспомнил скептическую физиономию Келюса, но вновь промолчал.
Поблагодарив за обед, Фрол отказался от предложения пропустить стопочку картофельного самогона и отправился вместе с Рохом к дому, где, как он понял, жил старый Вар. Кна-гэгхэн сидел на простой деревянной лавке, читая огромную книгу в переплете из тонких деревянных дощечек.
– Садись, Фрол, – кивнул он, увидев дхара. – Иди! – Это относилось к Роху.
Они остались одни. Старик еще какую-то минуту смотрел в книгу, дочитывая страницу, затем аккуратно захлопнул деревянный переплет и положил рукопись на лавку.
– Это летопись дхаров, ~ сообщил он. – Наверное, у меня осталась последняя. Всего их было три. Эта, по слухам, записана по приказу самого Ранхая…
– Я встречал потомка Ранхая, – вспомнил Фрол, – его зовут Виктор Ухтомский. Он хочет перевести «Ранхай-гэгхэн» на язык мосхотов…
– Вот как? Князья Ухтомские не забыли еще, какой они крови? Ты расскажешь мне об этом, Фрол. Но позже. У нас еще будет время…
Старик замолчал и некоторое время о чем-то думал, глядя куда-то вниз, на черные доски пола. Затем вновь поднял глаза на Фрола: ~ Ты пришел в наш лес, когда наши родичи на воле уже забыли о Беглецах. Здесь все будут очень рады тебе, Фрол. Ты расскажешь нам о том, что сейчас там, за Пех-рой. Во всяком случае мне радостно, что на той земле еще остались «серые дхары»…
Он вновь о чем-то задумался, потом повторил: – Да, ты пришел, Фрол, и мы рады тебе. Но ты пришел не в обычный день. Это странно…
Фрол удивился. Он сообразил, что сегодня среда. Ни церковных, ни даже светских праздников в этот день не намечалось.
– Сегодня Гхелов день, – сказал Вар, укоризненно покачав головой. – Вы уже забыли об этом там, среди мосхотов. В этот день погиб Гхел Храбрый… Это день скорби, но вместе с тем и день нашей надежды. . Мы поговорим и об этом, но вначале я хочу послушать тебя. Мне кажется, Фрол, ты пришел к нам не просто с новостями о здоровье Президента. Но, учти, я умею отличать правдивую речь от лживой.
– Вот ёлы! – возмутился Фрол. Он пытался говорить по-дхарски правильно, но «ёлы» поневоле сорвалось с его языка. – Вар-гэгхэн, да зачем мне врать-то! Стоило через полстраны ехать!
– Я не гэгхэн, – улыбнулся старик, – я здесь вроде… Кажется, по-русски эта должность называется «завхоз». Вижу, что ты не будешь лгать, Фрол. Я стар и умею распознавать людей. Но я должен был сказать тебе об этом… Слушаю тебя, сын Астфана…
Фрол заранее заготовил небольшую речь, в которой вкратце суммировал бурные события в стране за последний год. Получилось не особо гладко, но в целом он справился с этой непростой задачей. Старик слушал внимательно, не перебивая, но, когда Фрол, удовлетворенно вздохнув, замолчал, вновь усмехнулся, покачав головой: – Это дела мосхотов, Фрол. Ты напрасно радовался смене власти. Цари мосхотов будут всегда враждебны нам. И если это все новости, то не стоило везти их так далеко. Но ведь это не все, правда? Ты видел и узнал куда больше, иначе ты бы не стал ехать, как говорят мосхоты, за тридевять земель…
Вначале Фрол решил смолчать. В конце концов, то, что произошло с ним в последние месяцы, едва ли могло как-то касаться этого старика. Он уже хотел было перевести разговор на движение дхарского возрождения «Оллу Дхор», открытие первой дхарской школы в Сыктывкаре и готовящееся переиздание дхарского словаря. Но старик взглянул ему прямо в глаза – и Фрол решился. Торопясь, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, он рассказывал обо всем, начиная со страшной ночи у Белого Дома. От волнения Фроат то и дело переходил на русский, но старик слушал не перебивая, лишь время от времени кивая головой, как бы приглашая Фрола продолжать. Лицо его оставалось невозмутимым, только глаза вспыхивали, выдавая скрытый огонь. Лишь когда Фрол рассказал о таинственном князе Семене и Первом Канале, по которому к Владыке Молний шли автоматы, Вар вдруг жестко усмехнулся и, жестом остановив Фрола, открыл тяжелую книгу.