Это случилось через неделю после отъезда Ольги, когда Николай, освободившись пораньше и пробежавшись по магазинам, не торопясь шел домой по длинному пустынному в этот час бульвару. Внезапно глаза уловили что-то знакомое. Келюс автоматически сделал еще несколько шагов и понял: впереди, за высокими старыми деревьями, разбросавшими ветви над землей, мелькнула знакомая кожаная куртка.
Первым желанием было немедленно повернуть назад, но Келюс тут же одернул себя. Он почему-то не боялся этих странных типов, тем более теперь, когда Ольга в безопасности. К тому же, если это засада, пути к отступлению уже наверняка отрезаны.
Николай не ошибся. Оглянувшись, он увидел, что шагах в десяти за ним идет еще один парень, правда одетый вполне по-летнему, но с таким равнодушным ко всему видом, что Лунин понял все сразу.
Тип в черной куртке, еще раз выглянув из-за дерева, сделал кому-то знак рукой и не спеша вышел на аллею. Откуда-то с другой стороны появился еще один; тоже без куртки, но в странной солдатского покроя гимнастерке с высоким воротником и без погон. Идущий сзади ускорил шаг и поравнялся с Келюсом. Николай остановился.
Теперь уже парни были почти рядом с ним, загораживая дорогу. Келюс с каким-то непонятным интересом взглянул на них и убедился, что Фрол прав: преследователи ничуть не походили на яртов Волкова, да и вообще на преступников. Они были молоды, не старше восемнадцати, с одинаковыми короткими прическами, худые, немного нескладные. Обыкновенные переростки-тинейджеры, которых можно встретить повсюду в Столице; только несуразная одежда да еще неожиданно взрослые глаза отличали их от сотен сверстников.
Келюс молчал. Он не взял с собой пистолет, да и по тому, как начиналась встреча, понял: оружия эти ребята применять не будут.
Парни минуту-другую тоже рассматривали Келюса с каким-то недобрым, даже брезгливым интересом. Затем тот, что был в куртке, очевидно старший, кашлянул, словно прогоняя неуверенность, и посмотрел Лунину прямо в глаза.
– Ты предатель, Николай! – произнес он высоким ломким голосом.
– Что?! – Келюс ожидал чего угодно, но не этого.
– Ты предатель, – повторил парень. – Ты предал свой класс. Ты предал партию. Ты помогаешь врагу. Контре!
– А-а, – понял Лунин. – Слушайте, ребята, может, не надо политграмоты? Может, бином, просто подеремся?
Парни переглянулись.
– Он издевается, – по-петушиному крикнул тот, что был в гимнастерке, но старший, жестом осадив его, продолжил: – Здесь мы тебя не тронем, Николай, но учти: там, у нас, ты приговорен к смерти за пособничество лютому врагу пролетариата.
– Слушай, тебе бы в кино сниматься! – восхитился Келюс. – Где ты, бином, научился так формулировать? Кстати, какому такому врагу я помогал?
– Ты помогал ей! – крикнул парень в гимнастёрке. – Ты что, не понимаешь! Она же враг! Контра! Она…
Парень в куртке жестом велел ему молчать; – Учти, Лунин, нас было пятеро. Когда она бежала, вся наша ячейка поклялась найти ее и привести приговор в исполнение. Двое уже погибли – по твоей вине, Николай. Но мы здесь, и мы найдем ее. Ее ничто не спасет, даже твое предательство. Впрочем, – тут парень в кожанке усмехнулся, – может, у тебя еще осталась совесть, Николай?
– Поймите, – внезапно проговорил третий, молчавший до этой минуты, – из-за нее могут погибнуть тысячи людей! Тысячи честных, преданных делу партии пролетариев! Она – знамя, Николай! Мы должны вырвать это знамя из рук врага…
~ Ну хватит, – поморщился Келюс. – Будем драться, пацаны, или давайте расходиться. В «красных дьяволят» я играл где-то в классе втором…
Парень в гимнастерке вновь дернулся, но опять был остановлен старшим.
– Ей не уйти, товарищ Лунин. – Парень попытался произнести это как можно внушительнее, но в середине фразы голос его сорвался на фальцет. Железная рука партии уже раздавила все их змеиное гнездо! Ей не скрыться от возмездия… А ты еще пожалеешь, Николай…
– Уже пожалел! – разозлился Лунин. – Я напрасно пригласил тебя в кино. Тебе, бином, надо в спецшколу для дебилов. А ну-ка, с дороги!
Келюс ждал, что уж теперь парни не выдержат и полезут в драку, но никто даже не пошевелился.
– Мы сейчас уйдем, Николай, – сказал старший. – Но еще увидимся. А пока отдай скантр. Ты лишен пропуска в Убежище. Кстати, из-за тебя твоего дядю отдали под трибунал. Он оказался трусом.
Скантр отдавать не хотелось. Келюс помнил совет Фрола, но мысль о том, как пропуск достался ему, заставила задуматься. Где-то в глубине души Лунину стало жалко Петра Андреевича, да и быть вором в собственных глазах не хотелось.
– Отдай пропуск, товарищ Лунин, – поторопил его тот, что был в гимнастерке. – Все равно отберем!
Их взгляды встретились, и Николай понял, что скантр у него действительно заберут. Очевидно, зацикленные на классовой борьбе тинейджеры получили строгий приказ. Келюс, расстегнув ворот рубашки, достал ладанку и попытался разорвать нитки. Отдавать ладанку этим типам почему-то не хотелось. Нитки поддавались плохо, дело шло медленно, но парни не торопили. Наконец Келюс, разорвав ладанку, отдал значок с усатым профилем типу в комиссарской кожанке.
– Носи на здоровье, – пожелал он на прощание, – юный пионер, бином…
Парни промолчали и, повернувшись, зашагали в сторону ближайшего переулка. Келюс поглядел им вслед, пожал плечами и пошел дальше. Его не испугала эта встреча. Здесь, в центре Столицы, а не в заброшенном подземном коридоре, эти мальчишки с их классовыми заклинаниями смотрелись попросту по-дурацки. Николай, однако, понимал, что, если в руках у таких вновь окажутся револьверы, пощады ни ему, ни Ольге ждать не придется. Скантра Лунину было не жаль: в «Карман» он больше не собирался, а предупреждение Фрола теперь, после того как симптомы странной болезни исчезли без следа, воспринималось несколько скептически. Правда, Николай сразу же почувствовал слабость, но объяснил это неизбежной реакцией на исчезновение защитного поля…