Вызов - Страница 9

– Узнаешь? – спросил Фрол Виктора, когда тот, остановившись у Пассажа, некоторое время внимательно рассматривал окрестности.

– Не очень, – честно признался поручик. – Я ведь в Петербурге жил. Сюда только к тетушке ездил. Не люблю этого города, вот Петербург – это да! Возьмем Питер, Фрол, свожу вас к нам, особняк покажу. Правда, там господа комиссары кого-то поселили… Ну ничего, покуда внутри чистить будут, мы с вами хоть снаружи поглядим. Его сам Монферран строил – тот, что Исаакий возводил.

– А зачем Питер брать? – удивился Фрол. – Давай сейчас съездим. Восемь часов на «Красной стреле».

Такую возможность поручик, похоже, не учел.

– Нет, не хочу, – решил он наконец. – Могу себе представить, что они за эти годы с Питером сделали! Не хочу… У меня ведь, Фрол, дед в Питере остался. У красных… Отца в августе восемнадцатого взяли. Не знаю, когда и где они его… А деда соседи спрятали. Ему семьдесят девять…

– А мать где? – осторожно спросил Фрол.

– Во Франции, в Ницце, – ответил поручик и прибавил: – Слава Богу.

– Жалко особняк?

– Конечно жалко! – воскликнул Ухтомский. – Там ведь не только мебель, книги, картины… Там ведь дом, Фрол! Мой дом. Небось, даже господину пролетарию свой подвал жалко, если всю жизнь там прожил. И если жить больше негде… Когда я уезжал в январе восемнадцатого на Дон, вы знаете, Фрол, я сжег в камине все свои игрушки. И детские книжки… Даже свою любимую про лорда Фонтленроя.

– Ты чего? – поразился дхар. – Зачем?

– Неужели не ясно? – вздохнул поручик. – Я ведь уже понимал, что придут. Это отец все на что-то надеялся. Ждать, уезжать не хотел. Вот и дождался…

Они шли по набитым народом улицам, продираясь через ряды торгующих, которых Ухтомский по привычке именовал «мешочниками», глядели в бесстыдные витрины коммерческих магазинов и беседовали.

– А вы, Фрол, откуда родом? – Ухтомский чудом увернулся от какой-то гражданки, обвешанной сумками, откуда торчали хлебные батоны и пачки спагетти.

– Кировская область, поселок городского типа имени XVI Партсъезда, охотно сообщал Фрол. – Улица Вторая Арматурная.

– Вы, надеюсь, шутите, Фрол, – улыбнулся князь. – Такой губернии нет. Это не я, елы, – развел руками дхар. – Ну, Вятка это. Переселили нас туда в конце двадцатых. По оргнабору на строительство комбината. Поселок, конечно…

Мы его зовем «Дробь Шестнадцать…» Да ничего! Квартира у нас приличная. Слава Богу, не в хрущовке. Не, Монферран, ясное дело.

Князь несколько растерянно попросил объяснить ему понятия «оргнабор» и «хрущовка». Фролу потребовалось на это примерно минут двадцать. За это время они, проделав очередную петлю по лабиринту столичных улиц, внезапно оказались у большого здания, которое, несмотря на все превратности судьбы, еще не потеряло своего величия.

– А ведь это Дворянское Собрание, Фрол! – заметил Ухтомский. – Я тут бывал раза два… С тетушкой.

– А здесь, елы, и сейчас Дворянское Собрание, мне барон рассказывал. Только они где-то в углу теснятся. А что, зайти хочешь?

– А пожалуй, – в глазах Ухтомского мелькнул зловещий огонек. Поглядим на господ красных бояр!

Как в свое время Корфу, Ухтомскому и Фролу пришлось потратить немало времени, прежде чем они разыскали бывшую бильярдную. Как и барону, им предложили купить входные билеты. Фрол, естественно, не стал возражать, но Виктор, сжав губы, вытащил офицерскую книжку и бросил на стол дежурной. Та растерянно взяла ее, повертела в руках и наконец заглянула внутрь.

– Ну и что, молодой человек? Вы хотите сказать, что это офицерская книжка вашего деда… или прадеда…

– Я Виктор Кириллович Ухтомский, – холодно ответил князь. – И я желал бы пройти. Наше имя зарегистрировано в Столичном Собрании с восемнадцатого века!

Фрол ожидал, что без скандала обойтись не удастся. К его удивлению, дежурная, встав, извлекла из стенного шкафа какую-то громадную древнюю книгу и принялась ее листать.

– Зарегистрирована, совершенно верно! – почти радостно сообщила она. – А вот и Виктор Кириллович Ухтомский! Он был впервые допущен в Собрание в 1916 году… Так вы его потомок?..

– Я хотел бы пройти! – повторил Виктор.

– Но понимаете, молодой человек, – не сдавалась дама. – У нас порядок… Если у вас нет свидетельства об анноблировании, то вам придется брать входной билет. Разве что выписать вам гостевой… Но вам нужна рекомендация…

Вокруг уже стояло несколько человек, делая вид, что совершенно не интересуется происходящим.

– Я, между прочим, сама родственница Ухтомских, – заявила дама, правнучка Иллариона Константиновича Терентьева.

– Вот как? – удивился Ухтомский. – Иллариона Константиновича? Председателя Второго Департамента Правительствующего Сената?

– Совершенно верно. Я внучка его дочки Зинаиды. У нас был особняк на Моховой. Вот!

Дама гордо обвела взглядом окружающих, число которых постепенно росло. Губы Ухтомского дернулись, затем расплылись в широкой улыбке.

– Милостивая государыня! – воскликнул он. – Как приятно в эти дни видеть такое благожелательное отношение к столь достойной семье, как Терентьевы! Вы даже подарили им целый особняк! Которого, – и тут лицо князя вновь дернулось, – у них никогда в Столице не было. Ни на Моховой, ни где бы то ни было. Илларион Константинович имел служебную квартиру в Санкт-Петербурге, а здесь снимал комнаты на Ордынке, в доме Прокофьева.

– А ведь точно, – негромко заметил кто-то из окружающих.

– К тому же, Зинаида Илларионовна Терентьева, – продолжал Ухтомский, – к великому горю родителей скончалась от кори в возрасте трех лет, когда выходить замуж, равно как и иметь потомство, еще несколько не ко времени.